О петроглифах, смерти и смыслах.

— Здравствуйте, Эдуард.

— Здравствуйте!

— Очень приятно с Вами встретиться. Первый вопрос такой: расскажите о ваших интересах, о том, что составляет основную часть вашей жизни, не только как художника, но и вообще в целом?

— Я много путешествую, в основном по горам. Искусство — это основная сторона моей жизни, особенно в последние годы. Также мне интересна первобытная история. Традиции древних народов и культура наших предков. И конечно моя любимая тема — петроглифы (наскальные рисунки) в них скрыто очень много загадок.

— Расскажите, пожалуйста, подробнее про ваши путешествия и как они влияют на ваше мировоззрение?

— Все связано. В студенческие годы, когда учился в Новосибирском художественном училище, я начал ходить в горы, в различные турпоходы. Начинал с Алтая. Для живущих в Новосибирске это близко, совсем рядышком. Меня впечатлило все, сама атмосфера гор. Тогда я даже не совсем осознавал то, что я вижу, но энергетика, которая там присутствует, произвела на меня впечатление. С тех пор я каждый год, не по одному разу, выбираюсь в горы: Алтай, Казахстан, Тыва, Саяны. Это стало значимой частью жизни. И соответственно, все творчество связывается с тем, что мне близко. Для меня близки горы, природа, путешествия, не то что сел на самолет и прилетел в отель, а именно экстремальные путешествия. Это, конечно, накладывает отпечаток на то, что я делаю, но горные пейзажи я пока что не выставляю, они недостаточно выражают то, что я хочу сказать.

— А вы хотели стать художником с детства или это уже более поздний выбор?

— Я с детства хотел стать художником. Я родился в Новосибирске, вырос на Затулинке, это был самый край города в то время. Там еще были детские кружки по рисованию, помню, я случайно попал в один из них, а там сидят ребята и что-то красят, ну и все, я побежал к родителям и сказал: «Хочу туда!». А до этого рисовал просто так, сам по себе. На мое счастье преподавание велось в классическом стиле. Не так, что рисуйте, что хотите, а прямо постановки, натюрморты. Я занимался там больше 2-х лет. Это была моя первая ступень. Потом я узнал, что открылась художественная школа на ВАСХНИЛе. До этого была одна, в Железнодорожном районе, с классической программой обучения — 4 года. Все, я как узнал об этом, сразу туда: четыре года ездил заниматься после общеобразовательной школы, 3 раза в неделю, занятия по 5-6 часов. А дальше уже: училище, институт. Это долгий процесс. Я всегда хотел быть художником!

— Расскажите о том, какие на вас повлияли другие художники? О ваших учителях, о работах известных мастеров, которые на вас произвели особое впечатление?

— Я расскажу об учителях. Первый мой учитель — Андрей Эдмундович преподавал в детском клубе «Огонек». Он-то и дал мне в детстве первое понимание живописи и рисунка, показал чем отличается рисование для удовольствия от достаточно серьезного подхода. И дал почувствовать какую-то внутреннюю радость от того, что ты делаешь. Серьезная такая планка. В школе учился у Михаила Приданникова, мы потом с ним в институте встретились, было интересно. Он работает с мелкой пластикой. Делает фигурки похожие на «нэцки», но в русском стиле. Из кости, из керамики. У него и живописных много работ. Он сумел закрепить мое увлечение, направить на профессиональную стезю. Конечно, мне хочется его отметить. И далее тоже было много преподавателей.

В училище мне очень помогла Наталья Владимировна Олешко, она там с первого дня работает, человек очень увлеченный, прекрасный преподаватель, то, что она дала в плане профессиональной подготовки, просто бесценно.

На следующих курсах учился у Анатолия Никольского, он художник известный — мастер, у которого есть чему поучиться. У Михаила Крахмалева учился, прекрасный художник и педагог. Композицию у нас вел Игорь Сокол, он тоже известный художник-дизайнер. Это уже серьезный профессиональный рост. Им огромное спасибо, за то, что они в меня вложили.

— Что, по вашему мнению, отличает серьезного художника от несерьезного?

— Серьезный в контексте серьезного отношения к своей работе, т.е. художник он не просто, захотел — рисую, не захотел — не рисую. Серьезное отношение — это ответственность, особенно перед самим собой. Это большой труд. Все время нужно двигаться. Иначе не будет развития. Бывает ступор. Год, два, три проходит, какого-то прорыва нет, но надо искать, делать, размышлять над творчеством других художников и над своим. Серьезное отношение — это работа, работа над собой.

— Как вам удалось совместить любовь к путешествиям и занятия искусством?

— Это очень просто, я уже говорил. Когда я попал в горы, меня невероятно потрясла вся эта атмосфера. Горный пейзаж — очень популярная тема в живописи, но недостаточно показать, что это просто красиво. Например, Николай Рерих нашел не только свой изобразительный стиль, но и отобразил дух, энергию гор. Там действительно места сакральные. Человек там по-другому себя ощущает, там иначе думается, вообще меняются жизненные ценности. Это полезно, когда изменяются ценности. И здесь, живя в полном комфорте, занимаясь какой-то ежедневной рутинной работой, мы забываем, кто мы есть. Человек становится приложением техники, транспорта и всего такого. Мы зажаты теми стенами, которые сами себе построили, но, на самом деле, человек — часть природы, часть земли и намного большего, чем мы можем увидеть. Вот находясь там, ощущаешь себя частью этого мира. Не царем природы, не выше, чем суслик, бегающий в степи, просто частью.

Это ощущение — реально. И оно, конечно, находит отражение во всем, и особенно в творчестве. Оно привело меня к редкой технике эстампажа. У нас мало кто им занимается. Я позже об этом расскажу. Вот эта связь прямая.

— Были ли какие-то встречи, когда вы почувствовали нечто совершенно уникальное наблюдая за природой, что вас особенно вдохновило в ваших путешествиях?

— Знаете, их, наверное, сотни. Я же не так путешествую, — вот сел на полянку под горку и любуюсь. С 1989 года, я увлекаюсь сплавом по горным рекам. Ходил на самые сложные водные маршруты высшей категории сложности. У меня около 50 экспедиций, водных и пеших, где я был организатором и руководителем. Вообще, путешествий очень много.

Когда проходишь сложную реку где-то в каньоне, то перестаешь быть самим собой, точнее становишься не таким, как здесь. Входишь в каньон, из него выйти нельзя зачастую, и это осознанный выбор. Но мы идем туда подготовленные. Не просто собрался и побежал, требуется несколько лет подготовки.

И вот он — затерянный мир. На воде особенно ощущается потрясающая мощь стихии.

Когда с берега смотришь, этого не видишь. И эта мощь — она проходит прямо через кровь, ощущается внутри каждой клеточкой. И чтобы там пройти все успешно, и зачастую просто выжить, нужно слиться с природной стихией, стать одним целым. И вот тогда приходит это ощущение полного единства с окружающим миром — ты стал его частью. Эти моменты самые впечатляющие.

Сейчас я уже на сложные маршруты не хожу, травмы повлияли. Да и сейчас я иначе могу почувствовать и надеюсь передать в своих работах это единение.

–Насчет одиночных походов. Часто ли вы ходите в горы или на природу с задачей, именно как художник? Что-то найти, изобразить?

— Да. Одиночные походы не от особой любви к одиночеству, это не туристический поход, там совсем другая цель. Нужно вжиться в окружающую среду. Вот, скажем, я хожу в походы 30 лет. Но каждый раз, в первые дни, все как в первый раз видишь. Очень эмоционально все воспринимаешь. И на картинах это отражается.

Начинаешь писать первые этюды, а они такие все «ох!», «ах!», вот тут такое великолепное. Такая гора, такое освещение. Требуется акклиматизация. Это 4-5 дней. Акклиматизация именно к этому ощущению, чтобы вжиться. Тогда уже начинаешь как-то глубже все видеть, искать взаимодействие с природой.

И этот поиск, привел меня к теме петроглифов.

— Как вы перешли от пейзажных этюдов, от наблюдения за горными просторами к петроглифам, лежащим под ногами и требующим совсем другого типа зрения?

— Путешествуя в отдаленных районах Забайкалья, Тывы, Алтая, по средней Азии, в Киргизии, в Казахстане я много общался с жителями далеких, горных поселений. Практика показывает, что это очень чистые, искренние люди. Они ближе всего к природе. Вот есть фильм «Счастливые люди», там затронута эта тема. Они действительно по-своему счастливые люди — у них совсем другая система ценностей, другая психология, они живут по законам природы.

Я встречал в Тыве людей, у которых нет паспортов, живут родоплеменной общиной. Единицы говорят на русском языке. Их представления об устройстве мира во многом опираются на сохранившиеся до сих пор древнейшие предания и мифы, а религиозные ритуалы уходят корнями в глубокую древность. Они, может быть, менее образованы, но их внутренний мир намного богаче, чем кажется многим образованным людям. Их очень архаичные законы взаимодействия между людьми, отношения человека и природы, во многом разумнее законов современного общества, и отсылают нас к мудрости наших далеких предков. Наверно после этого я начал глубже интересоваться традициями древних народов, а петроглифы я постоянно встречал во время путешествий. И меня, как художника, они всегда поражали своей лаконичностью и выразительностью. Вроде бы, образ такой наивный, но, с другой стороны, он имеет узнаваемый характер. Чувствуется, как художник вкладывает в это душу.

Я вот попробовал, взял камень в карьере. Сел у себя в мастерской, и с помощью победитового инструмента и металлического молотка сделал выбивку, небольшую 20×20 см., примерно за день. При всем этом пришлось надеть защитные очки. Потому что крошка летит во все стороны. Это не просто так — сел и быстро сделал, это кропотливый труд. И ты серьезно удивляешься, когда видишь петроглифы размером, допустим 1,5×1,5 метра. Сколько древний художник трудился над этим? А есть многофигурные композиции. Это за один день не сделаешь. И это на природе, при непогоде или солнцепеке, на скалах, не очень удобно, осколки острых камней летят в глаза, нужно приходить и день за днем трудиться.

Они не просто так это делали.

Вот скажем сюжет, вечной космической погни. Это не просто олень и собаки (картина «В погоне за солнечным оленем»). Есть много предположений. Это либо смена дня и ночи, смена времен года. А также, возможно, борьба сил, творящих жизнь и смерти. Вечная тема жизни и смерти. Борьба темных сил со светлыми силами. Возможно, это все вместе. Олень еще со времен палеолита олицетворял проявление высших небесных, благожелательных для людей сил. Солнце, рога оленя на данной картине очень ярко показаны, от рогов исходят лучи. Собаки здесь посланцы нижнего мира, мира смерти. И это видно только на основе одной картины.

Изображения прочитываются в контексте того понимания мира, которое было у наших предков. Вот это-то я пытаюсь передать на своих работах. Петроглифы меня, как художника, всегда поражают. Чем больше я погружаюсь в эту тему, тем интереснее становится. Мир совсем по-другому начинает открываться. Начинаешь видеть все совсем иначе, видеть связи древнейшей культуры с современностью, истоки наших корней.

— Какими методами вам удается передать мышление этих древних людей?

— Метод эстампажа позволяет довольно точно передать пластику и композицию рисунка, а цветовые решения и акценты, которые я вношу, передают эмоциональную окраску и позволяют погрузиться в мир древних образов. Археологи с помощью данного метода, делают технические копии на микалентной бумаге, однотонные. Там важна документальная точность. Я же стараюсь передать через собственное понимание, тот эмоциональный образ который хотел передать древний художник. Мои работы наполнены уважением к творчеству древних художников, наших предков. Я стремлюсь к их пониманию мира, из которого мы все выросли. Тому, на чем базируется наша культура.

Наша современная культура — короткий временной отрезок, а древнейшая — тысячелетия, но основные темы всегда неизменны. Взять, к примеру, извечную тему добра и зла. Есть предположение, что у древних людей не было такой трактовки понятий добра и зла, а были благоприятные им силы и неблагоприятные силы. Жизнь и смерть древние люди рассматривали намного проще. В современном же мире заметно неприятие темы смерти. Да, человек, конечен. Он появился, прожил, ушел. Но люди стали бояться жизни. Страх перед переходом, перед смертью, — это по сути страх перед жизнью.

Проблема собственного я, откуда мы, и куда уходим, — сложная, но она постоянно находит отражение в искусстве.

Конечно, и у меня этот страх присутствует, но чем больше изучаешь жизнь наших предков, тем спокойнее к этому относишься. Возникает понимание: все было до нас и будет после нас. Ничего не изменится, даже если мое собственное я куда-то денется. Мы просто часть этой земли. Мы появляемся, исчезаем, проходим путь, мы единое целое с нашей планетой. Мы ниоткуда не появились, никуда не ушли. Мы всегда есть. Просто трансформировались. Мы часть этого мира. И именно это понятие части мира — в моих работах.

Я не могу сказать, что ошибается тот, кто исповедует какую-либо религию или тот, кто говорит, что совсем ничего нет. Не считаю себя экспертом в данной теме и придерживаюсь точки зрения, что ни один человек не может всего знать.

Искусство — это отражение жизни. Каждый художник, создавая то или иное произведение, отражает свой мир, который есть у него сейчас. Даже если он обращается к историческим мотивам или фантастическим. Он отражает через призму своего сегодняшнего понимания, то, как он видит.

Мы сейчас живем в начале 21-го века, у нас свое понимание мира, а два века назад люди думали по-другому, не лучше и не хуже, просто по-другому. Пройдет еще сто лет и будет что-то новое. Но вечные темы не меняются. Меняется отношение человека к окружающему миру, природе, своему месту на земле. Мне более импонирует, что человек не царь природы, который реки может поворачивать. А просто часть природы, равный деревьям, цветам, рыбам в реке, волку в лесу, не ниже и не выше, а неразрывная часть.

— Стоит ли на эти работы смотреть с позиции современности нашего времени или зрителю лучше переключать сознание и становиться по возможности равным древнему художнику?

— Я в своих работах стараюсь передать, ту духовность, которую закладывали древние художники, но не могу и не имею права утверждать, что именно это они хотели сказать, это все предположения. Эти работы проходят через призму моего восприятия. Поэтому я их делаю в той цветовой гамме с теми акцентами, которые я чувствую внутри. Это не строго научная копия, а творческая переработка образов.

В жизни петроглифы практически незаметны на скале, серые заросшие лишайником, неприметные в основном.

Образность и эмоциональность, фактурность позволяют в полной мере насладиться петроглифами. В искусстве: музыке, поэзии, живописи все направлено именно на эмоциональное восприятие. Я делаю выплеск этих эмоций, как я их чувствую. Каждый художник, передает эмоции и чувства по поводу увиденного. Но, кроме вложенного в данные картины эстетического, эмоционального и духовного посыла, они еще имеют исторический интерес: скалы быстро разрушаются и то, что мы видим сегодня, — только небольшие фрагменты большого целого. Здесь представлена часть огромной композиции (фотография ниже). Это был гигантский «иконостас», 1,5×2 метра. От него, остался вот этот фрагмент, к счастью очень показательный и понятный для прочтения. Чуть левее полоса сланца 2×0,6 метра, на которой изображения собраны в единую композицию. Все остальное уже разрушено временем. Бывает, остаются маленькие фрагменты. И часто они не складываются в единое целое.

Скалы с петроглифами пропитаны энергией. Древние люди не на каждом камне высекали их. Изображения сгруппированы в особых местах. Там, где проводили ритуалы. Это как для современного верующего человека зайти в церковь, вокруг иконы, образы.

У древних людей тоже присутствуют образы их богов, духов. И, конечно, они к ним обращались таким образом. Именно поэтому я считаю, что над петроглифами много и кропотливо работали. Они вкладывали в них сакральный смысл. И когда там находишься, тоже их касаешься. Совершенно особые ощущения появляются, трепет пред какими-то силами, человеку недоступными. Их ощущаешь. Эта сила проходит в тебя. Это важный момент.

Значительную часть петроглифов, представленных на экспозиции, открыл известный археолог Дмитрий Владимирович Черемисин. Он долго их исследовал. Опубликовал статьи, но многое о чем он писал, уже разрушено на сегодня.

Наскальные рисунки очень сильно разрушаются, и я думаю, что их нужно сохранять хотя бы в картинах….

— А кто нибудь занимается их сохранением?

— Конечно. Археологи каждый год ездят в экспедиции, фотографируют, описывают, снимают контактные копии на микалентной бумаге. Есть попытки снимать слепки.

Создаются заповедные зоны. Устраиваются охраняемые объекты, как например Калбак-таш, там и экскурсии проводятся.

Но все сохранить невозможно. На Алтае — тысячи изображений, найти их часто очень сложно.

И огромная часть изображений неизвестна до сих пор.

Важно разъяснять туристам и местному населению ценность этих памятников истории. Пропагандировать бережное отношение к ним, не писать на скалах «здеся был ВАСЯ», не скалывать на сувениры и тому подобное.

— А чем различаются наскальные рисунки?

Наскальные рисунки — они все разные как по исполнительной технике, так и по смысловым значениям. Это только на первое восприятие кажется, что они все похожи. Но стоит вглядеться, почувствовать, и вот уже перед нами история разных художников в разное время, часто разделенного тысячелетиями.

Сами петроглифы, расположены в необычных местах. Могут быть на каменных останцах, скалах, дорожках искусно выложенных, разделены между собой большими расстояниями.

— Расскажите о выставке ваших работ, которая сейчас проходит?

Сейчас с 12/04/2018 по 13/05 2018 г., в Новосибирском краеведческом музее, будет проходить выставка моих эстапмажей петроглифов, которая называется «Голоса камней». Представлено около 40 работ. Выставлены только эстампажи. Экспозиция представляет единую идею.

— Что бы вы посоветовали зрителю который придет смотреть на ваши работы?

— На выставке помимо эстампажей представлены информационные стенды, на которых я постарался коротко и емко показать смысл изображений. Все это для неподготовленного зрителя. Те, кто изучает эту тему, знают гораздо больше.

Какие образы животных, предположительно, соответствовали какому понятию, взаимодействие их. Только тогда начинаешь понимать, что изображено.

Конечно, смысл лежит намного глубже. И все что мы видим, требует расшифровки. Это не просто изображения — это древнейшие летописи. Алтайцы, тюркские народы не обладали письменностью, они использовали изображения на скалах. Это философские, религиозные представления об устройстве мира наших предков.

– Большое спасибо вам за разговор. До встречи на выставке!

— Спасибо и вам! до встречи.