Охота. Секс. Сражение и звери.

Неотъемлемая часть ландшафта Горного Алтая – это наскальные изображения, по-научному – петроглифы.

Их выбили или выгравировали на камне люди, жившие на этой территории сотни и даже тысячи лет назад. Давность головокружительная, поэтому неудивительно, что исследователи могут лишь в общих чертах истолковывать смысл этих композиций. К примеру, встречаются существа с головами, похожими на гигантские шляпки грибов, но кто это – тайна. Ясно лишь, что такие антропоморфные фигуры как-то связаны с мифом и обрядом.

 

Новосибирский художник и путешественник Эдуард Логинов побывал в труднодоступных и безлюдных местах Алтая с тем, чтобы особым способом снять с петроглифов копии. Способ называется "эстампаж". На рельефы накладывалась ткань. С помощью краски, оставлявшей пустоты белыми, получался точный оттиск. Что важно – того же размера, что оригинал. Впоследствии Эдуард Логинов эти эстампажи дорабатывал, превращая их в самостоятельные произведения искусства. Так сложилась серия "Голоса камней". Недавно эти работы были показаны на выставке в Томске, а сейчас они экспонируются в Новосибирске, в местном Краеведческом музее.

Вообще-то, эстампажи широко применяются археологами. Только ученые делают оттиски на так называемой микалентной бумаге. Она тонкая и особо прочная. Эдуард Логинов говорит, что пробовал работать с ней:

– Оттиски получаются немного более техническими, хоть более проработанными и точными. Такие вещи, безусловно, интересны с научной точки зрения, но у меня была другая задача. Показать не строго научные копии, а передать дух прошедших эпох. Я экспериментировал и в конце концов пришел к такой технике – эстампаж на ткани. 

Петроглифы, которые я показываю на выставке, находятся там, где нет человеческих поселений и даже дорог. Только пешие тропы. Так что их мало кто может увидеть. Я же хотел, чтобы творчество древних жителей Алтая стало доступным и понятным для современного человека. Кстати, это одна из причин, почему я прибег к художественной переработке.

 

– Помните ли вы, когда и при каких обстоятельствах вы впервые увидели алтайские петроглифы?

– Затрудняюсь с ответом. Это было, наверное, лет 25 или 30 назад. Мы ходили в туристический поход. Кажется, по реке Чуе.

 

– Теперь, годы спустя, вы, чтобы снять копии, как раз в районе Чуи путешествовали уже в одиночку. Это не опасно? Все-таки скалы.

– Опасно. Я это осознаю. Но у меня больше 30 лет опыта туристических походов. Более того, я и сам много раз водил группы. Я участвовал в экстремальном сплаве по горным рекам, да и сейчас не бросил это дело. Иными словами, владею навыками выживания в таких условиях. Разумеется, в одиночных походах, да еще без связи, есть опасность. Ну что ж, идешь в десять раз аккуратнее.

 

– И все же одно дело, если вы находите изображение на какой-то плоской площадке. Вы там спокойно работаете, ткань накладываете на камень и так далее. А если петроглиф находится на отвесной скале? Вам же туда не просто забраться надо, но еще и на весу эстампаж делать.

– Да, бывают такие случаи. На выставке представлены эстампажи, сделанные как раз в подобных местах. Ну что ж, я беру с собой веревку, обвязку. Застраховался на альпинистской обвязке, и работаешь. Так сложнее, но если композиция интересная, надо с нее обязательно сделать оттиск.

Технология, которую я использую, в общем-то, не нова. Ее изобрел Владимир Феофанович Капелько. Даже не то что изобрел, а первым применил эстампажи для копирования наскальных изображений. Известный художник, он очень много работал в археологических экспедициях. Впервые же эту технику Капелько применил при сплошном снятии копий с наскальных изображений в районе затопления, когда создавали Енисейское водохранилище.

 

– И что же, он, как и вы, делал копии на ткани?

– Нет, на бумаге. Но принцип тот же. Просто на ткани это несколько сложнее и дольше. Зато ткань позволяет поработать с фактурой, с цветом. Мне важно выявить красоту древних изображений. Все, что я делаю, продиктовано уважением к работам древних художников. Мне очень хочется сохранить их творчество и донести его до как можно большего количества зрителей. Пускай в своей переработке.

 

 

 

– До какой степени вы выступаете как соавтор тех, кто создал петроглифы? К примеру, цвет камня в своих работах вы оставляете таким же, какой он на самом деле? У вас это чаще всего различные оттенки охры. А на одном из показанных на выставке эстампажей светлый бык на густом синем фоне. Подумалось, уж не лазурит ли?

 

– Нет. Цвет алтайского камня обычно серенький, невзрачный. Все, что вы видите на выставке, к цвету реального камня не имеет никакого отношения. Это исключительно моя переработка. Мало того, не только цвет, но я и акценты позволил себе по-другому расставить. Где-то усилил резкость, где-то сделал ярче. Там темнее, здесь светлее.

 

 

 

 

 

 

 

– Одну из работ вы назвали "Дух-Алтай". Из разрозненных кусков сложено что-то вроде антропоморфной фигуры. Вы хотели создать некий персонаж?

– Нет. Это так выглядит уцелевший фрагмент, оставшийся от большого изображения. Вот еще одна причина, почему я занимаюсь эстампажами. Хочу хотя бы в таком виде сохранить то, что исчезает. Это был огромный каменный иконостас на сланцевой скале. Такая плоскость, примерно метра четыре длиной и метра два высотой. Почти все отвалилось. Сланец рассыпался, и там остались только редкие-редкие фрагменты. То, что показано на выставке, – это самый крупный фрагмент. К сожалению, очень трудно уже читаемый, то есть общую композицию трудно понять. Но он сам по себе получился эстетический.

 

– Правильно ли я поняла, что в этом случае не вандалы виноваты? Это природа сделала свое дело?

– Да, здесь природа сделала свое дело. А с вандализмом я на Алтае много раз сталкивался. Об этом у меня будут отдельные публикации, с картинками, – говорит Эдуард Логинов.

В разных регионах России петроглифы исчезают не только в силу естественных причин и не только по вине вандалов, среди которых находятся даже такие, кто отколупывает себе на память в качестве сувенира занятную древнюю картинку. Сокрушительный урон наносят глобальные проекты, вроде прокладки магистралей, газопроводов и возведения плотин. Есть надежда, что на Алтае так и не будет реализован замороженный проект газопровода. Предполагалось, что он пройдет в Китай через богатое археологическими памятниками заповедное плато Укок. Строительство отложено на неопределенный срок, но вовсе не из-за протестов общественности. Просто Китай охладел к российскому газу. Как бы то ни было, нигде не сказано, что "Газпром" вовсе отказался от своих планов.

Старший научный сотрудник Института археологии Сибирского отделения РАН Дмитрий Черемисин был первооткрывателем и исследователем тех самых петроглифов, эстампажи которых представлены на новосибирской выставке:

– Мне очень приятно увидеть их вновь. Простому человеку достаточно трудно попасть в те потаенные места, где находятся эти произведения наскального искусства. Они известны археологам, они копировались мною. Их репродукции и статьи о них опубликованы в доступных только узкому кругу специалистов научных сборниках. Благодаря же работам Эдуарда Логинова с этими петроглифами познакомятся многие. Кстати, эстампажи выполнены очень своеобразным способом. Я, честно говоря, впервые вижу, сколь продуктивна техника копирования на ткань. Художник добивается повторения рельефа скалы со всеми ее впуклостями и выпуклостями. Правда, то, что вы видите, это не совсем такая же скала, как в природе. Нужно учитывать, что там лишайники, разветривание, трещины, кузнечики, там муравьи ползают. Вообще, памятники наскального искусства являются частью ландшафта. Этот ландшафт складывается из горных выходов и скал, заполированных сходами снега и льда. К тому же скалы покрыты тысячелетним пустынным загаром, то есть патиной. Вот каковы поверхности, на которых высветлены, выбиты или выгравированы памятники наскального искусства.

 

– Далекий от археологии человек, придя на выставку "Голоса камней", увидит просто зверей и – реже – человечков. Вот, собственно, и все.

Можете пояснить, какие здесь отражены мифологические сюжеты?

 

– Ох, непростой вопрос! Вы спрашиваете о содержании этих отдельных, порой вырванных из контекста изображений. Где-то три козлика, где-то четыре оленя. Автор придумал свои названия. Например, есть картинка, где написано "Погоня за небесным оленем", но на картинке козел, а не олень: две собаки преследуют козла. И это нормально. Художник так видит.

Ученые видят немножко по-другому. Человек был частью природы и осмыслял эту природу в том понятийном аппарате, который мы сейчас понимаем как миф. Можно сказать, что люди не просто так наносили эти изображения на скалу. Они их выбивали не от избытка свободного времени или от любви к искусству, а это было предписано какой-то жизненной ситуацией. В какой-то момент надо было выбить один сюжет, а в какой-то – другой.

Да, основных сюжетов наскального искусства немного – человек и животное, охота, преследование животных, преследование хищниками копытных, война, оружие и секс. К слову, о сексе. В былую эпоху это называли эротическими композициями, хотя это, конечно, не эротика, а какой-то сюжет, связанный с представлением о мире. Один из сюжетов эпохи бронзы – колесный транспорт. В частности, на Чуе есть изображения колесниц. На выставке их ни одной нет, но это один из очень важных сюжетов, по которому ученые судят не только о том, козлы на Алтае водились или олени, а о некоей сумме технологий. Ну и оружие тоже.

 

– А к какому времени относятся изображения с выставки?

– Многие – того же культурного хронологического пласта. То есть эпохи бронзы. Кроме того, здесь петроглифы раннего железного века. Вот этот вот самый крупный эстампаж – тигр со змеей в лапах – мы это понимаем как ранний период скифского времени. Стало быть, VIII –VI век до новой эры. И этому сюжету есть аналогии в торевтике, в золоте. Очень далеко, на территории современной Украины, а это территория классических скифских древностей Причерноморья, была найдена золотая пластина с изображением кошачьего хищника, по-моему, это лев. У него от лапы к морде змея поднята, а сверху над ним орел – некая такая космограмма. И вот ближайшей аналогией является этот алтайский тигр со змеей в лапах. Когда я публиковал эту картинку, то как раз эту параллель приводил.

 

– То, что на украинской территории и на Алтае есть скифские изображения со сходным сюжетом, меня не удивляет. Скифы мигрировали на большие расстояния. Но вот о чем задумываешься: раз на этом петроглифе тигр, значит, в прошлом на территории Алтая тигры водились. Сейчас их там нет и в помине.

 

 

– Во всяком случае, буквально до конца XIX века тигр водился на соседней с Алтаем территории Казахстана, в Прибалхашье. Там последние тигры были убиты чуть ли не в начале ХХ столетия. В 30-е годы даже, если я не ошибаюсь. Вполне возможно, что они водились и на Алтае.

 

 

Кроме того, зверя на этом петроглифе принято называть тигром условно. На нем нет полос. Возможно, прототипом был снежный барс. Есть такое понятие у скифологов – "кошачий хищник". Где-то прототипом была пантера, ее еще называют "скифской пантерой". А на Алтае, в пазырыкской культуре, в частности, мы считаем, что прототипом этого кошачьего хищника, скорее всего, был снежный барс. Он же, по всей вероятности, изображен и на этой наскальной картинке.

 

 

– Как ко всему этому наследию относится местное коренное население?

– В последнее время многое изменилось. В республике с обретением своей идентичности и автономии актуализировалось то, что в прошлую эпоху было необязательно, не нужно и факультативно. Упомяну для примера другие археологические памятники, не петроглифы, а так называемые "оленные камни". Эти каменные изваяния сейчас обвязаны разноцветными ленточками. Около них лежат монеты. Алтайцы десятками лет абсолютно индифферентно относились к памятникам прошлого. По этой причине до сих пор на скифских и других курганах можно прямо на вершинах найти нетронутой древнюю керамику. Говорили так: то, что не твое в степи, не нужно трогать. Сейчас по-другому. Сейчас это народным сознанием присвоено, и это демонстрируется как этнически свое, алтайское. Прямыми предками считают людей вплоть до каменного века! Широко распространено убеждение, что здесь всегда жили алтайцы, что у них были принцессы.

 

В частности, очень известный памятник наскального искусства Калбак-Таш, если так можно выразиться, приватизирован. Он обнесен забором, там поставлена сторожка. Летом его охраняет некая егерская служба, которая берет по 100 рублей с посетителя. К этому памятнику с турбаз привозят посетителей. Им преподносится некая, очень далекая от научной, картина об этих рисунках. Любопытно, что сначала этот памятник охраняла семья, которая в аренде пользует территорию, прилежащую к этому памятнику: пасет свой скот. Потом каким-то образом то ли областная, то ли районная администрация, не помню точно, у них этот памятник изъяла. Значит, есть даже некоторая конкуренция по отношению к прошлому. Как бы то ни было, cлава богу, что Калбак-Таш охраняется. И там не рисуют масляными красками свои имена туристы, поскольку в других местах, мы знаем, что эта проблема существует. Все, кто путешествовал, наверное, видели эти раскрашенные автографами выходы скал.

Этот объект – Калбак-Таш находится буквально в трех метрах от Чуйского тракта. Раньше, когда об этом памятнике мало кто знал, все проезжали мимо. И ученые-то довольно поздно попали на этот памятник. Он был изучен нами лишь в конце ХХ века. Там работала научная экспедиция Института археологии Сибирского отделения РАН. Лет десять, около десяти сезонов наш отряд туда ездил.

 

На Калбак-Таше – в компактном скоплении несколько тысяч наскальных рисунков. Они находятся на таком прижиме скалы, который идет к реке. Часть этого прижима разрушена при прокладке современного Чуйского тракта. В общем, до поры до времени никого, кроме ученых, этот памятник особенно не интересовал. Сейчас – другое дело. Летом там организован турпоток. И стоит домик с охраной. Правда, к сожалению, зимой памятник не охраняется.

– Вы сказали, что алтайцы сейчас склонны присваивать себе прошлое других народов. И в самом деле, они, к примеру, генетически не имеют отношения к пазырыкской культуре.

– Но это не так плохо, если они будут это охранять!

– Если охранять – да, но есть другая сторона медали. Не подхлестнули ли эти настроения скандал с так называемой "принцессой Укока"? Это когда они требовали захоронить найденную археологами женскую мумию со знаменитыми татуировками? Договорились до того, что и тяжелейшее землетрясение – месть их прародительницы. Никто и слышать не хотел разъяснения ученых, что эта женщина, жившая две с половиной тысячи лет назад, принадлежала другому народу и даже другой расе.

– Черт его знает. Ну, ее захоронить нельзя. Она по закону охраняется как объект историко-культурного наследия. В Горном Алтае случаются обострения, когда раз в несколько лет (обычно это связано с местными выборами) происходят акции по требованию перезахоронения. Она сейчас лежит в горно-алтайском музее. Вся музейная служба призвана как раз ее охранять. Я надеюсь, что никакого перезахоронения не допустят. Но виновата вовсе не та легковерная часть не очень образованных и не очень грамотных алтайцев. Виноваты те, кто этот скандал раздул. Я думаю, это депутаты Курултая и СМИ. Фильм-то "Месть алтайской мумии" сняли какие-то московские кинематографисты.

 

– И все же не получается ли так, что сейчас мы имеем дело с новым витком мифотворчества?

– Конечно, есть новое мифотворчество. Мифотворчество вокруг "принцессы", вокруг памятников каменного века, вокруг Средневековья особенно, когда уже жили настоящие предки современных тюркоязычных народов. На Алтае есть объекты, которые мы, ученые, понимаем как природные, а между тем они включены уже в туристические путеводители в качестве объектов культурного наследия. Есть там, например, такой Алтайской Стоунхендж, мегалитический комплекс. Мы считаем, что это разветренные останцы скальных выходов, а во многих книгах, в каких-то энциклопедиях алтайских это позиционируется как древнейший мегалитический комплекс, как Алтайский Стоунхендж.

– Ну а изображения на скалах? Трактуют ли их на свой лад?

– Как правило, они их не замечают. Это отмечено не только на Алтае. Археологи, которые работали в местах большого скопления памятников наскального искусства, например в Туве, во многих статьях и монографиях отмечают, что местное население вообще их не замечает. Оно считает их частью ландшафта природы. Хотя есть такие композиции, где, например, к древним рисункам пририсованы новые. Сцена охоты. На оленя охотятся древние люди с луком, а к ним пририсован охотник с ружьем, например. Такие композиции мы тоже знаем.

 

– Когда на Алтае закончилась традиция создавать петроглифы?

– Это не везде закончилось. Встречаются изображения Ленина, Сталина, надписи о любви. Есть место с текстом "Два раза по 365 дней без тебя, родной Алтай". Такую надпись оставил юноша, которого забирали в армию. Есть надписи, посвященные алтайскому землетрясению – "Как страшно, когда тряслись скалы". В определенных районах, где живут, например, теленгиты, есть современное наскальное искусство.

 

– Это выбивают или красят?

– Царапают.

 

– А порода позволяет?

– Это достаточно мягкая порода – сланцы, покрытые интенсивным пустынным загаром. И вот на таком гладком, сглаженном ледниками камне очень легко современной сталью (гвоздиком или ножиком) что-то процарапать. Остается хорошо видимая белая линия. Вот ею и гравируют, то есть эти изображения не выбитые. Встречаются и выбивки, но это, как правило, автографы. И туристы, и местные жители, к сожалению, выбивают свои фамилии. Мы всегда их просим, умоляем, читаем лекции о том, что уж если это оставляете, то не поверх древних рисунков. У меня есть статья, где я различаю вот эту туристическую традицию нанесения начертаний и некую этнографическую, когда из каких-то своих соображений продолжается древняя традиция, – говорит Дмитрий Черемисин.

Интервью от  Лилия Пальвелева (журналист Радио "Свобода")

интервью взято с сайта https://www.svoboda.org/a/29182933.html