Космическая охота Эдуарда Логинова.

Со времен Ренессанса искусство одержимо стремлением к новизне, а художники – желанием остаться в истории искусства, стать творцами неповторимого языка. Сама природа художественного гения – личное открытие, самые сильные не идут проторенными путями. Когда арсенал собственно живописных средств оказался исчерпан изобразительное искусство перешагнуло через собственные границы. Именно тогда европейская живопись стала обращаться к фактам первобытного и традиционного искусства. Отменив сдерживающие границы, новое искусство мгновенно создало их вновь.  Самый острый вопрос современной художественной критики - что можно считать искусством, где проходит демаркационная линия между искусством и вещью, фактом реальности. 

Все приобретает свой статус по воле художника, выбирающего из хаоса реальности отдельную вещь и возводящего ее в степень искусства – так звучит ответ.    

Еще одна вечная тема – преодоление отчуждения творца от своего произведения – в театрализованной игре акционизма акт творения, произведение и творец соединяются, а Художник творит здесь и сейчас, подобно артисту. Несмотря на то, что графические листы Эдуарда Логинова, на первый взгляд, бесконечно далеки от острой проблематики современного искусства, мы с полным основанием можем причислить его к мастерам искусства действия. Ведь то, что мы видим на выставках – его гипнотические листы, лишь часть его работы.  
 

В его труде, вполне в духе современности, соединяются телесные практики (все работы Логинова создаются в полевых условиях, на просторах Алтайского высокогорья), научный подход (Эдуард изначально вдохновлялся точными методами археологического документирования памятников наскального искусства) и мастерство графика. 

Но важнейший вектор его эстетики направлен от современности. Его искусство сторонится того, чем вдохновляется типичный современный художник – суеты и хаоса города. Большую часть своей жизни Эдуард Логинов, подобно исследователю, проводит в поле.  Художник остается наедине с самим собой и первозданной природой – редкая возможность в нашем мире!  

Работа художника начинается задолго до того, как он начинает взаимодействовать с художественными материалами. Моменту, когда напитанная ткань накладывается на каменную поверхность сохранившую древние знаки, предшествует утомительно долгий и опасный путь, блуждание по скальным осыпям и горным долинам, напоминающее шаманскую инициацию.  То, что мы видим в стерильном пространстве галереи – лишь след большого пути. Этот путь приводит к настоящим открытиям. Выход за пределы комфорта, связанное с реальным риском выживание, испытание себя на прочность (более 30 лет Эдуард исследует ландшафты Горного Алтая, этого сердца Азии), такая же часть художественного процесса, как краски, кисти и ткань. Подобно древнему следопыту, блуждающему в неустанных поисках заветных мест силы, Эдуард заново открывает неповторимые ландшафты алтайских гор. 

Найти древние артефакты для него – только часть задачи: сибирский художник разработал уникальный метод работы с наскальными рисунками, с помощью которого ему удается трансформировать сухой археологический материал в подлинное произведение искусства. Работы Логинова можно описать в терминах археологии сознания, а ее суть отнюдь не в скрупулезном исследовании материальных следов. Сам процесс создания этих вещей неотделим от физических усилий – он связан с кропотливым поиском, очищением памятников от наслоений и наносов, сложен и способ получения оттисков, уникальная техника переноса тончайших нюансов прототипа на тканевую основу. 

Как своего рода плащаница, используемая ткань вбирает в себя живое дыхание горных святынь.  Целое этих листов собирается во взгляде художника, именно он сопрягает все элементы в гармоничную структуру. Сам этот процесс – выбор композиционных приемов, цвета и его оттенков, фактур, светлых и затененных мест напоминает затейливый и древний процесс плетения ткани. Ткань – одно из технологических завоеваний человечества и один из самых нагруженных мифологических образов, связанных с ключевыми мотивами жизни и судьбы.

 

 По сути, автор воссоздает ткань мысленного образа, стоящего за памятниками, напрямую обращается к архетипу.  Как в вещем сне предстают перед нами очищенные от всего случайного лучезарные первообразы – лоси, олени, тигры и люди.  Светоносные фигуры людей и животных, соединенные исконной связью, вызывают ассоциации с вечными орнаментами звездного неба, картина которого – одно из сильнейших переживаний человека, древнего и современного – мы мало изменились. 

В листах сибирского художника древность и новизна сливаются воедино, вневременное сакральное начало и личная эмоция дополняют друг друга. Мирная охота за следами прошлого становится ритуалом, а художник - жрецом, преисполненным природной мощью. Этот опыт, кристаллизованный в графических листах, представляет всем нам возможность выхода из пространства стандартизированного комфорта к неизведанному, к образам в которых тысячелетиями отражалась суть человека и его восприятие мира, одновременно меняющегося и вечного.

Особенно удивительна в наш прагматичный век вовлеченность древних мастеров в процесс, не имеющий прямой материальной пользы, ведь эти изображения требовали колоссального труда и создавались веками. Поражает и то, что в древнейших культурах невозможно провести границу между священным и мирским, бытом и мифом: один из ключевых образов наскального искусства – охота, но заурядная сцена охоты мгновенно становится вселенским противоборством космических начал – света и тьмы, жизни и гибели. 

Схематический характер этих изображений не случаен – в их лаконичной графике содержится будущая сложность изобразительного искусства и экономная строгость словесного знака. Буква и рисунок художника имеют общий исток, сохраненный в алтайских наскальных ансамблях, изображения которых информативны и красивы одновременно. Каждая из картин имеет свой неповторимый код, это сообщение, которое нам только предстоит расшифровать. 

Эдуард дарит немым образам тысячелетий голос, позволяет им говорить с нами, но суть этих сообщений считывается нами на уровне гораздо более глубинном, нежели слово, и даже более глубоком, чем язык визуальных образов. Этот путь можно описать как погружение от поверхности - зримого уровня, к невидимому, к телесным глубинам, танцу- ритуалу, позволяющему телу говорить и чувствовать. Именно в древних подражательных танцах-действах – вторая половина сообщения, парная петроглифу, не дошедшая до нас, но угадываемая воображением художника. Природа древнего искусства – градиент между вечным глифом (от др.-греч. γλύφω «вырезаю; гравирую») и эфемерным танцем, визионерским откровением, соединяющим Природное и Человеческое. 

 

Созерцая древние изображения, возрожденные и переосмысленные Эдуардом, мы способны пережить опыт этой космической связи. Разглядывание священных фигур, словно сотканных из эфира, кажется восстанавливает в нас нарушенный гармонический порядок.  Мы невольно оказываемся в пространстве, ключевой смысл которого – в воспроизведении, ритуальном повторе космического Первособытия.  Религия для древнего человека - прежде всего - связь, соединение с вечно обновляющимся сакральным истоком. 

Современный художник Эдуард Логинов следует подобным путем. Его труд основан на преодолении естественной материальной энтропии (несмотря на тысячелетнюю историю, эти образы непрерывно разрушаются природными и человеческими силами), но может привести к преодолению энтропии Духа. Конечная цель этого долгого путешествия и тяжелого труда – совместное со зрителем погружение в области коллективной памяти, в которой любые сюжеты приобретают космический масштаб, стираются все границы, а все вещи отражаются друг в друге. 


Текст искусствовед -  Андрей Кузнецов.
Для портала "Арт-узел".
лhttp://artuzel.com/content/kosmicheskaya-ohota-eduarda-loginova